По вопросу о том, сражатись ли германские рыцари между IX и XIII вв. в пешем или в конном строю и в какой мере, - Бальцер (стр. 98 и след.) собрал ряд свидетельств, прямо противоречащих друг другу. Воины короля Арнульфа спешивались в 891 г. при штурме норманнских укреплений и в 896 г. при осаде Рима. По Оттону Нордгеймскому, в сражении с Генрихом IV в 1080 г. на реке Эльстер часть саксонских рыцарей рубилась в пешем строю; то же происходит в сражении при Блейхфельде в 1086 г., а об армии Конрада III в 1147 г. под Дамаском Вильгельм Тирский113 говорит: "спешились, как это обычно делают германцы в исключительных положениях". В сражении при Бувине в 1214 г., по Вильгельму Бретонскому ("Филиппида", X, стих 680), король Филипп Август воскликнул: "Пусть германцы бьются пешие, ты же, галл, всегда сражайся верхом на коне!". Биограф Роберта Гискара говорит о германцах, что они посредственные наездники114. Византиец Иоанн Киннам прославляет их превосходство над французами в пешем бою (Бальцер, стр. 47, прим. 5). К этому надо еще прибавить, что и император Лев (886 - 911 гг.) в своей "Тактике" говорит о франках, что они любят как пеший, так и конный бой115. Об отдельных рыцарях часто сообщается, что они для боя спешивались, особенно в моменты крайней опасности.

Германцы же, наоборот, хвалились тем, что они лучшие наездники, чем итальянцы (I, 21; III, 34). Фульдский летописец именно по поводу сражения с норманнами в 891 г. пишет, что франки, собственно говоря, сражались на конях. Византийский император Никифор, по Луитпранду, сказал, якобы, что германцы не сильны - ни пешие, ни на коне, а чех Косьма (II, 10) прямо говорит о германцах, что они не привычны к пешему бою. В другом месте (стр. 3) Бальцер толкует одно место из Титмара Мерзебургского (976 - 1019 гг.) в том смысле, что последнему участие пехоты в бою представлялось чем-то необычным.

Бальцер сопоставляет свидетельства и приходит к заключению, что германцы не вполне усвоили себе службу на коне даже и после того, как она применялась у них в течение долгого времени. Их успехи в кавалерийском деле, по его мнению, не были блестящими.

Такое заключение следует отвергнуть как с точки зрения фактов, так и с точки зрения критики источников. Германцы были превосходными наездниками уже во времена Юлия Цезаря, а в частности саксы бились верхом на конях уже против Карла Великого. Также и фризы называются наездниками в одном из каролингских капитуляриев (см. выше). Невозможно допустить, чтобы у народа, для которого верховая езда была искони привычной и в котором существовало постоянно упражнявшееся в своем искусстве рыцарское сословие, чтобы у него искусство конного боя стояло не на должной высоте. Бальцер полагает, что всадник, чувствующий себя на коне в своей стихии, спешивался для боя только в случаях крайней необходимости и тем труднее решался на это, чем более критическим было его положение. Ни в коем случае нельзя выставить такого общего положения. Превосходство конного бойца проявляется главным образом в массе; на равнине боевая сила 100 конных рыцарей, несомненно, была во много раз выше силы 100 пеших бойцов: значительная часть пеших сразу же была бы растоптана конями. Граф Артуа, предводитель французов в сражении при Куртрэ, сказал, будто бы, что 100 конных равноценны 1 000 пеших116. В поединке же умелый пеший боец вполне может справиться со всадником, и, как ни кажется это странным, из военной истории нам известны многочисленные случаи, когда всадники спешиваются в бою, например, у казаков117, а также в классической древности118. Если у римлян, о которых это рассказывается бесконечно часто, мы склонны объяснять спешивание невысоким уровнем искусства верховой езды, то такое объяснение не находит себе подтверждения в источниках и отпадает совершенно, когда мы читаем у Полибия (III, 115) как раз наоборот, что конные воины Ганнибала, кавалерийские качества которых не могут подлежать никакому сомнению, в сражении при Каннах, в конной стычке соскочили с коней и без правильных атак, "варварским образом", как выражается Полибий, одолели римлян. То же неоднократно сообщает Цезарь (В. G. IV, 2 и 12) о германцах, славившихся как особенно искусные наездники; тот же прием встречаем в "Песне о Нибелунгах" в сражении с саксами (строфа 212).

Воин же, считающий себя погибшим, не желающий или не имеющий возможности спастись бегством, борющийся не на жизнь, а на смерть, в этот момент крайней опасности охотно соскакивает с коня и сражается пешим. Ибо, если он останется на коне, то противник, ранив его коня, может заставить его упасть и лишит его возможности защищаться, между тем как пеший зависит только от самого себя. Самое определенное из всех высказываний об интересующей нас эпохе находим в Фульдских анналах в описании сражения с норманнами: "У Франков же не в обычае сражаться пешими". Бальцер пытается дать этому замечанию ограничительное толкование, говоря, что оно касается только франков в узком смысле слова, или лотарингцев. Это соображение вполне произвольно, так как автор говорит не о лотарингцах, а о франках, и почему бы как раз лотарингцы особенно хорошо ездили верхом119. При помощи таких ограничений любому высказыванию можно придать противоположный смысл. Тем не менее я ничего не имею против них; следует только применять их ко всем соответствующим свидетельствам и тогда убеждаешься, что все они неосновательны. В каждом отдельном случае возможно, что какая-либо для нас уже неуловимая тенденция, ошибка, просто вымысел создали совершенно ложное суждение. Этим объясняется, что данные, почерпнутые из внешне одинаково достоверных источников, прямо противоречат друг другу. Здесь недостаточно одной только документальной критики. Необходима также критика по существу, которая охватывала бы эпохи в целом. Насколько опасно основываться на изолированных свидетельствах, мы видели на конкретных примерах в главе о происхождении ленной системы: на основании нескольких таких показаний сложился взгляд, что во время Великого переселения народов франки еще были только пешими бойцами, это завело на ложный путь в таком кардинальном вопросе, как происхождение феодального государства.

Итак, не отдельно взятые свидетельства, почти сплошь недостаточно достоверные и противоречащие друг другу, а критический анализ и оценка таких свидетельств в сопоставлении с общим ходом развития военного дела дают нам право на вывод, что, начиная с Великого переселения народов, искусство конного боя культивировалось и стояло на значительной высоте у всех германских племен. Только у англосаксов конный бой, по-видимому, действительно не получил развития, быть может, в связи с тем, что они взяли с собой из-за моря (если вообще взяли) очень мало лошадей, а подлинное военное сословие развилось у них в очень ограниченной степени. Настоящий же рыцарь, сформировавшийся на материке и перенесенный оттуда норманнами в Англию, был настолько же пешим, как и конным, а если он и сражался пешим, то это отнюдь не означает, что он был недостаточно опытен в конном бою. О каждом подлинном рыцаре можно сказать то же, что говорит Видукинд (III, 44), прославляя герцога Конрада Рыжего: "то верхом, то пешим отправлялся на врага непреодолимый воитель".

РЫЦАРИ И КНЕХТЫ

Что рыцарское сословие, в тесном смысле этого слова, как низшее дворянство, отслоилось из древнего общего военного сословия, это достаточно твердо установлено, и самый процесс этого отслоения для нас ясен. Труднее уяснить себе, как сложилось и развилось низшее, не-рыцарское военное сословие, именно пехота. Здесь для исследователя остается еще достаточный простор. Нас главным образом занимает вопрос, в какой степени, с каких пор и в какой форме пешие и конные спутники рыцаря были или сделались комбаттантами.

Бальцер (стр. 78 и след.) полагает, что до XI в. рыцари обычно не имели еще при себе оруженосцев, что видно из неоднократных упоминаний о том, что они сами отправляются на фуражировку. Я хотел бы несколько иначе понять то же наблюдение. Со времени Великого переселения народов в войске даже самые знатные были не только полководцами, но и бойцами. Между королями, герцогами и широкой массой всадников существовали промежуточные ступени и переходы. Обычай иметь при себе слугу, несомненно, с давних пор распространился и до низшего слоя всадников. Тем не менее они все же оставались низшими, сами отправлялись на фуражировку и часто совершенно не имели при себе слуги, или он находился при обозе, где вел вьючных лошадей, или ехал на повозке. Представители же постепенно отслаивавшегося рыцарского сословия имели, конечно, в своей свите по крайней мере одного оруженосца или щитоносца, а обычно, кроме того, еще несколько кнехтов.

Бальцер устанавливает, что с середины XI в. число оруженосцев все возрастает; они часто были конными, но они были вооружены только на крайний случай, и ими пользовались лишь для второстепенных военных целей и только в виде исключения вводили в бой.

Трудно выяснить, как Келер смотрит на образование родов войск в средние века и на их взаимоотношения, так как автор в различных местах своего труда противоречит сам себе. Он твердо убежден только в том, что свита рыцаря первоначально была пешая, невооруженная и не сопровождала его в бой. Но, по его мнению, с начала рассматриваемого им периода наряду с рыцарством существовала как отдельный род войск и легкая конница. С XI в. в продолжение некоторого времени существенную роль играла будто бы и пехота, причем имеются в виду как пешие кнехты, следовавшие в бой за рыцарем, так и самостоятельная пехота. "Копье" (Gleve), т.е. принципиальная придача вспомогательных родов войск отдельному рыцарю, образовалось только во вторую половину XIV в.

Я согласен с Келером в том, что первоначально свита рыцаря не следовала за ним в бой120, хотя каждый из его спутников был чем-либо вооружен121; была ли у кого-либо из его спутников случайно кляча или не была, - не имеет значения ни для военных целей, ни для передвижения войска. Келер недостаточно различает два вопроса: имел ли рыцарь конного кнехта и следовал ли такой кнехт обычно за ним в бой. На первый вопрос, несомненно, следует ответить утвердительно: в XII в. в свите рыцаря появляются конные и вооруженные люди. Человек, которого Барбаросса при Тортоне (1155 г.) хотел посвятить в рыцари и который отклонил эту честь, называется "strator"; из этого следует, что он был конным кнехтом122, ибо он "имел секиру, которую такого рода люди обычно привешивают к своему седлу"123. В 1158 г. жители Брешии нападают на чешских "scutiferi" и отнимают у них коней124. Если эти "scutiferi" были верхом, то конными были и "milites et scutiferi", которые во время того же похода бродят по стране, разоряют и сжигают города и села125. Документально засвидетельствован "servus equitans" в так называемом Аарском праве министериалов126, и попытка Келера (III, ч. I, XVII) дать особое толкование этому свидетельству настолько искусственна, что не заслуживает опровержения. Правильной, наоборот, кажется мне поправка к тексту, сделанная Келером к Вейссенбургскому праву министериалов от 1029 г., так что это свидетельство отпадает127.

Но в 1240 г. император Фридрих II издает приказ, чтобы 20 рыцарей, 20 стрелков и 20 кнехтов, все верхом на конях, отправились в Сардинию.

В "Annal. Jan. ", SS, XVIII, 158, в договоре графа Савойского с Генуей сказано: "Граф должен ежемесячно получать по 16 ливров за рыцаря с вооруженным слугой и 2 щитоносцами". Далее благородный рыцарь Лотарь Брешианский был в войске, "в котором каждый имел 2 коней с 50 рыцарями, 3 оруженосцев и хорошо вооруженных кнехтов".

Затем там встречается и другой рыцарь "со слугой и 2 щитоносцами". Келер (III, 2, 87) переводит "donzellis" - "кнехт благородного происхождения", "scutiferi" он считает "остальными кнехтами, вероятнее всего из числа младших сыновей рыцарских родов". Это явно произвольно, но возможно, что все лошади предназначались для самого рыцаря, а кнехты участвовали в бою пешими.

В 1239 г. папа заключил договор с Венецией, по которому она обязывалась выставить "300 рыцарей и на каждого рыцаря коней: декстрария - одного и ронцинов - двух, оруженосцев трех с оружием".

Келер (I ч., X) полагает, что эти 3 коня, предназначаются для рыцаря, a "scutiferi" - пешие. Это, вероятно, правильно; иначе коней должно было бы быть по крайней мере 4.

Если, таким образом, ясно вырисовывается роль конного и вооруженного кнехта, то отсюда еще нельзя заключить, что он верхом следовал за господином в бой, - именно в бой, в собственном смысле слова; поэтому я хотел бы, по крайней мере, не противоречить Келеру, когда он говорит, что это вошло в обычай только со второй половины XIV в.

Наряду с вопросом о конных слугах возникает вопрос и о самостоятельной легкой коннице.

Несомненно, воины искони различались как по вооружению, так и по рангу, но различия были не такого рода и не столь значительны, чтобы лечь в основу деления по родам войск. Если бы это было так, то в многочисленных описаниях сражений эти различия должны были бы проступать гораздо отчетливее.

Келер пытается всюду провести резкую грань между явлениями, которые в действительности не так резко различаются между собой; вследствие этого он впадает в постоянные противоречия с самим собою и с жаром защищает положения, не имеющие существенного значения; в конце концов, вместо того чтобы путем установления резких различий достигнуть большей ясности, не удается даже понять, что, собственно, он имеет в виду.

Главным образом это относится к нижеследующим местам:

В т. II, стр. 14, говорится, что в XII в. слуги рыцаря были невооруженными и пешими. То же в т. III, 2, 83.

В т. III, 2, 87, мы читаем, что в XIII в. возник обычай, по которому кнехты благородного происхождения (Knappen, scutiferi, armigeri) пешими следовали за рыцарями в бой.

В т. III, 3, 249, говорится, что в XII в. установился обычай вооружать людей (пеших) из свиты рыцаря и брать их с собою в бой.

В т. I, стр. IX, мы узнаем, что "копье", состоявшее из рыцаря и следовавших за ним двух легких всадников, впервые введено было во Франции только в 1364 г., а в Германии - в 1365 г. То же и в "Getting. Gel.-Auz." 1883, стр. 412. Ср. также III, 2, 89, где прямо подчеркивается, что до введения "копья" рыцарь не имел конной свиты.

Но, с другой стороны, в т. II, стр. 14, сказано, что с 1240 г. один из двух уже и ранее вооруженных слуг рыцаря стал конным. Если к этому присовокупить что оба слуги не были комбаттантами, то хотя этим и устраняется прямое противоречие с процитированными выше местами, но спрашивается, с какой целью эти слуги (о которых прямо говорится, что в XII в. они еще не были вооружены) в XIII в. снабжены оружием.

В т. I, стр. IX и т. III, 2, 24, мы узнаем, что легкие всадники образовывали первую линию.

Но в т. III, 2, 75, сказано: "Средневековые всадники сражались тесно сомкнутыми колоннами, которые составлялись из легковооруженных и в которых рыцари были только в голове и в последней шеренге, а если они были в достаточном числе, то и в крайних рядах, и, таким образом, извне замыкали отряд легкой конницы... Только в XV в. у французов развилось построение "en haye" (в линию колонн), состоявшее из тяжеловооруженных, за которыми держится легкая конница". В Германии такое построение не привилось, якобы, никогда, а сохранилась сомкнутая колонна.

Ср. также I, 193, прим.

Т. II, вступление; на стр. VI Келер говорит о пехоте и ее влиянии на боевой порядок, со времени Сенлака (1066 г.) проявляющемся в целом ряде сражений. В особенности он восхваляет саксонскую пехоту XI в., брабантцев - XII в. и пехоту немецких городов - XIII в.

По т. III, 3, 248, расцвет пехоты в Западной Европе непродолжителен - в конце XII и в начале XIII в. - и явился следствием опыта третьего крестового похода. По мнению Келера, германцы даже должны были сперва проделать опыт 1197 г., для того чтобы также решиться пользоваться пехотой. В этом возрождении пехоты Келер здесь усматривает самое существенное влияние крестовых походов на военную организацию Западной Европы.

На стр. 274 говорится, что до того в Европе обнаруживаются только некоторые следы пехоты. На стр. 378 делается исключение, по крайней мере, для норманнов. Брабантцы XII в., которым в других местах придается такое важное значение, в этих местах оказались вне поля зрения автора.

На стр. 309 говорится, что не в третьем крестовом походе, а в крестовых походах вообще развилась пехотная тактика; сражения первого крестового похода при Антиохии и при Аскалоне приводятся в качестве образцов, которым следовала Западная Европа.

На стр. 307 - значение пехоты достигло своего кульминационного пункта к началу XII в. (как мы видели выше, в конце XII в. после третьего крестового похода оно только начало возрастать) и с тех пор постепенно падало.

На стр. 272 - ив войнах Фридриха II конница зависела от поддержки пехоты.

На стр. 219, ч. I, мы читаем, что пехота Фридриха II - сарацины - при Кортенуова находилась на обоих флангах, "как это бывало в Италии еще долгое время после того".

Но на стр. 275, т. III, ч. 3, уже говорится, что в XIII в. не было органического соединения конницы с пехотой и что поэтому, например, сражение при Кортенуова, главное сражение Фридриха II (1237 г.), следует рассматривать как конный бой. На стр. 334 сказано, что Фридрих II своим пренебрежением к пехоте низвел ее до ничтожной роли.

В Германии, - стр. 308, - пехота играла роль только короткое время, во Франции - еще короче. О германской пехоте и о брабантцах говорится на стр. 309 - в продолжение XIII в. ничего более не слышно; упоминается только пехота немецких городов.

На стр. же 378 - коммунальные полки никогда не играли роль "infanterie de ligne" (линейной пехоты).

На стр. 145, т. III, ч. 2 и стр. 308, т. III, ч. 3, - время самого сильного упадка пехоты наступает в середине XIV в. В Италии господствует исключительно кавалерийская служба.

На стр. 275, т. III, ч. 3, XIV в., - наоборот, пехота начинает выступать самостоятельно.

На стр. 310 мы узнаем, что не метательное оружие, а только копье могло придать пехоте самостоятельное значение; копье же приобрело значение впервые у швейцарцев и только в бургундских войнах, т.е. в конце XV в., проявилось во всей своей значительности.

На стр. 329, 334 и 377 - опять-таки сражение при Чертомондо (1289 г.) и другие сражения того времени, якобы, чрезвычайно важны для истории пехоты и даже начинают собой "новую эпоху" этой истории.

На стр. 320 Келер признает, что роль пехоты была не столь велика, чтобы она могла на долгий срок закрепить за собой внимание и уважение. На стр. 429 в т. I мы узнаем, что Фридрих II не пришел к мысли о возрождении такой пехоты, которая существовала ранее, потому что проникнут был воззрениями своего времени. "Рыцарское честолюбие не терпело рядом с собой никакого другого воина". Эта нетерпимость рыцарства, якобы, имела самые печальные последствия. Точно так же и на стр. 327, т. III, ч. 2, и IV, ч. 3, стр. 307, 316-318, унижение пехоты приписывается сословному духу, а на стр. 310, ч. 2 - вырождению рыцарства.

Явно неверно во всех этих положениях прежде всего то, что с самого начала наряду с рыцарством, якобы, существовала самостоятельная легкая конница. Такая конница в источниках более раннего времени нигде не упоминается в качестве самостоятельного рода войск. Приведенные по этому поводу Келером цитаты (III, 2, 11 и III, 2, 29) лишены доказательной силы.

В "Ann. Altan. " от 1042 г. (SS, XX, 797) речь идет о рыцарях и кнехтах, но нет никаких признаков, что они представляли дифференцированные роды оружия.

"Chron. monast. Casinensis", SS, VII, 818, повествует о сражении Генриха Гордого под Беневентом в 1137 г.: "Но когда оруженосцы (scutiferi) герцога в первой же стычке обратились в бегство, то герцог, взвешивая колебания счастья, повелел рыцарям, перейдя реку, подняться на гору, на которой расположен город, и ворваться в него со стороны золотых ворот".

Келер в "scutiferi" желает здесь видеть легковооруженных всадников, которые образовывали первую боевую линию. Это явно невозможно. Первая линия предполагает вторую, следующую за ней. Но эта вторая линия, если первая целиком обратится в бегство, не может, оставаясь незатронутой, двинуться в другом направлении. Если даже допустить, что слово "scutiferi" вообще означает особый отряд, то "acies", во всяком случае, означает не "эшелон", а, по крайней мере, "боевой отряд". Но это весьма неправдоподобно, ибо о подобном разделении конницы по родам войск, если бы оно соответствовало средневековой организации, мы должны были бы слышать гораздо чаще. Гораздо более правдоподобно толкование в этой цитате "acies" в смысле "бой": щитоносцы, отправленные для фуражировки, подверглись нападению и были разбиты (причем "in prima acie" можно перевести как "в первой же стычке", так и "в начале боя"), а затем герцог выслал рыцарей для штурма города с другой стороны.

Тем менее могут означать особый род войск "expeditissimi йquitйs" (самые проворные всадники), высланные для преследования противника.

Хроника г. Муаенмутье XI в. (SS, IV, 59) различает отряд loricati (кольчужники) (30), которых обязан выставить аббат, и clypeati (щитники) (ср. Вайц, VIII, стр. 116). Келер (III, 2, 31, прим.) присоединяется к мнению Бальцера, что о loricati и clypeati упоминается как об отдельных частях. Но точный смысл источника не дает оснований для такой интерпретации.

По Кельнским анналам (Ann. Colon, maj., SS, XVII, 209) от 1282 г., в которых об Италии говорится "из неприятелей своих убили 1300 шитников (clypeatos), не считая других, которые пользовались тяжелым оружием", также нельзя заключить о существовании отдельных конных частей. Возможно, что эти "clypeati" - пехота.

Лифляндскнй документ от 1261 г. (цитировано Келером в т. III, 2, 45) устанавливает, что рыцарь должен получить 60 наделов, probus famulus - 40, servus cum equo et plata - по 10. Здесь мы снова имеем дело с различными родами оружия, но из этого еще не следует, что они образовывали отдельные части.

В четырех местах (I, 175, 219: II, 15, 17) Келер говорит о "легковооруженных, на непокрытых броней лошадях". Это явная несообразность. Все эти 4 места исходят из одного документа Тевтонского ордена от 1285 г. ("Cod. Warm. ", I, стр. 122; цитировано Келером в т. II, стр. 15, прим. 3): "Упомянутые держатели ленов будут обязаны служить на конях, покрытых броней, и с легким оружием". Эту цитату следует толковать в том смысле, что легкое оружие должно выставляться наряду с конем, покрытым броней.

В соответствии с изложенным находятся многократно предпринимаемые Келером исследования по поводу значения слов scutarius, scutifer, armiger. Scutifer, в сущности, кажется ему тождественным armiger128, в то время как между scutarius и scutifer он проводит резкое различие (III, 2, 37, прим.).

По т. II, XI, scutarii - это рядовые из свиты рыцаря, стоящие над обозными слугами (lixae). Таким образом, scutarii - "люди, которые находятся при рыцаре и обслуживают его", III, 2, 86. Со словом scutarius однозначны donzellus, damoiseau, voletus, servus, serviens, а также и garcio и bubulcus.

Scutifer и armiger - кнехты благородного происхождения или "оруженосцы" - ученики рыцарей - таким образом покрываются более широким понятием scutarii (III, 2, 86).

Но scutifer означает также обученных сыновей рыцарей, не имеющих еще лена, а также - тяжеловооруженных (сержантов?), владеющих леном (III, 2, 19), и, наконец, - легковооруженного всадника из несвободного сословия (III, 2, 31, ср. III, 2, 24).

Как мы видим, попытка провести различие между scutarius и scutifer оказалась несостоятельной и у самого Келера.

То, что Келер говорит о пехоте и ее развитии, настолько полно противоречий, что само себя аннулирует. Наиболее верным можно, пожалуй, считать следующее: (III, 3, 306) "Там, где пехота во времена рыцарства появляется вообще в соединении с конницей она служит лишь для вспомогательных целей и, таким образом, в ту эпоху не представляет собой ocoбого рода войск в современном смысле этого слова".

Подведя итоги всему вышесказанному, мы приходим к заключению, что, несмотря на фактическое различие по тяжести и качеству оружия и еще большее различие по личной знатности бойцов, войско до XII в., как правило, представляло нечто единое; только в XII в. происходит действительная дифференциация родов оружия. Вполне тяжеловооруженное рыцарство выделяется из низших слоев как рыцарское сословие в тесном смысле этого слова, а в войско входят новые элементы не столь высокой военной квалификации, преимущественно в качестве пехоты. Спутники рыцаря, до тех пор бывшие не-комбаттантами, постепенно все более приобретают характер комбаттантов и, в зависимости от обстоятельств, следуют за своим господином в бой. При исчислении военных сил необходимо, поэтому, принять в расчет, что до XI в. включительно milites тождественны с комбаттантами; начиная же с XII в., следует быть осторожнее и нельзя довольствоваться цифрами комбаттантов, так как граница между комбаттантами и не-комбаттантами становится расплывчатой.

Я не решаюсь с точностью определить момент возникновения понятия "копье", под которым подразумевался рыцарь с несколькими подручными комбаттантами. Я готов согласиться с Келером, что название вошло в обиход не раньше 1364 г., само же явление восходит по крайней мере к XII в. Иенс (Gesch. d. Kriegsw., I, 295) с самого начала усматривает в нем характерную особенность феодальных армий и называет "двойным копьем" сочетание рыцаря с одним стрелком, появившееся будто бы в крестовых походах. Однако, подтверждений этому в источниках нет.

Различие между разными лошадьми рыцаря - между dextrarius и roncmus нельзя считать абсолютным. Dextrarius также может иногда служить оруженосцу или нести на себе поклажу. Все дело в том, что в распоряжении рыцаря всегда есть свежая лошадь. Если у него их три, из которых одной он пользуется сам, второю - оруженосец, а третья служит вьючной лошадью, то эта последняя и есть запасная, свежая лошадь, так как поклажа обычно гораздо легче всадника.

ГЛАВА III. НАЕМНИКИ.

Мы установили ошибочность того взгляда, что когда-либо отдельный воин снаряжался на войну за свой счет; это допустимо только при участии в недалеких и непродолжительных походах при частых соседских распрях, но не в войнах между целыми государствами, которые составляют предмет нашего рассмотрения. Начиная с Хлодвига, отправлявшиеся в поход воины должны были быть снаряжены и содержаться более крупной организацией или же более крупным владетелем. Владетелем, который преимущественно организовывал, таким образом, походы, был граф, а выбирал ли он воинов из своих ленников, или из вассалов, не имевших лена, и своих крепостных кнехтов, или же брал к себе пришлых рыцарей и воинов, это не составляло заметной разницы для дела. И своим собственным людям сеньор, кроме снаряжения и довольствия, вероятно, должен был давать сколько-нибудь наличными деньгами, а начиная с XII в., даже довольно много. Выше мы на нескольких примерах показали, сколько получили министериалы за поход на Рим. Переход от ленного ополчения и ополчения министериалов к наемному войску практически осуществился гораздо легче, чем это может казаться, если иметь в виду их противоположность в теории. Вероятно, издавна уже обе эти формы до известной степени существовали параллельно. Уже в X в. сообщается о венецианском доже Виталисе, или Урсеоло, который навербовал в Лангобардии и Тоскане наемников и за это убит был венецианцами129. Граф Фулькон Анжуйский в 992 г. послал против герцога Конана Бретонского130 войско, "в котором были как свои, так и наемники". При императоре Генрихе III папа Лев IX навербовал в Германии отряды против норманнов в Южную Италию131. Войско, с которым Вильгельм Завоеватель в 1066 г. переправился в Англию, состояло главным образом из наемников, а мы видели, как быстро элементы феодального строя, лишь частично перенесенного норманнами в Англию, полностью превратились там в наемничество. Вскоре после этого мы встречаемся с тем же явлением и на континенте. Уже в войнах Генриха IV деньги играют значительную роль; субсидии, выплачиваемые византийским императором германскому с целью получить защиту от норманна Роберта Гискара, использованы были Генрихом для собственных военных нужд; часто мы встречаемся также с тем, что король делал займы, и города выплачивали ему подати. При его сыне Генрихе V мы впервые слышим о "ненасытной утробе королевского фиска" (regalis feci os insatiable)132. Герцог Лотарингский в 1106 г. послал на помощь кельнцам наемников133, а существенную часть военных сил Фридриха Барбароссы составляют брабантцы. Войско, которое архиепископ Майнцский Христиан повел в 1171 г. через Альпы, также состояло преимущественно из них. В 1158 г. генуэзцы навербовали стрелков против императора, а Византия вербует в Италии - по выражению немца Рагевина (ч. IV, стр. 20) - "milites gui solidarii vocantur" (воинов, называемых наемниками). Эти наемники были родом не только из германских областей, среди них упоминаются и арагонцы, наваррцы и баски. Их называют также coterelli, ruptuarii, tnaverdini, stipendiarii, vastatores, gualdana (gelduni), berroerii, mainardien, forusciti, banditi, banderii, ribaldi, satellites134.

Феодальное войско есть продукт натурального хозяйства; то, что наряду с ним и из него развивалось наемничество, было возможно только при условии некоторого возрождения денежного хозяйства, а последнее предполагает в обороте известную массу благородного металла.

В эпоху Великого переселения народов, когда совершенно прекратилась правильная разработка рудников, запас благородных металлов, должно быть, всe более и более уменьшался и дошел до минимума в эпоху первых Каролингов135. Но уже в VIII в. открыты были новые источники для добычи благородных металлов, золото промывали во французских и немецких реках, а в Пуату уже в эпоху Каролингов в рудниках добывали много серебра. В IX в. начали добывать серебро в Эльзасе и в Шварцвальде, с X в. - в Тироле, Штирии, Каринтии, а в особенности в Богемии, в Саксонских рудных горах; а начиная с 970 г. - в Гарце. Приблизительно с того же времени, а возможно, что уже и раньше, золото стали добывать и в Богемии, Зальцбурге, Венгрии и Семиградье, т.е. преимущественно в местностях, не подвергшихся еще эксплуатации римлян или мало эксплуатировавшихся ими.

Если отдельные даты этих первых успехов в горной промышленности и не вполне достоверны и если пора действительно богатой добычи наступила лишь позже, то, во всяком случае, с XII в. прирост добычи настолько явен, что начало приходится относить к значительно более раннему времени. Уже монах Аббо в своем описании осады Парижа (886 г.) жалуется (кн. I, стр. 605-609) на рыцарей, желавших носить только украшенную золотом одежду; так же изображает дело биограф архиепископа Бруно, брата Оттона Великого (912 - 973 гг.), описывая его рыцарей, "гордо выступающих в пурпуре и золоте": "среди придворных В пурпуре и своих рыцарей, сверкающих золотом, сам надел простую тунику"136.

По источникам трудно в каждом отдельном случае определить, идет ли речь о наемниках-пехотинцах или же о конных, сражавшихся, как рыцари137; во всяком случае, очень скоро и рыцари в тесном смысле этого слова стали поступать в наемники138. Когда король Владислав Чешский в 1158 г. созвал своих вассалов для похода в Италию, то они, по словам летописца, сначала были очень недовольны; когда же король объявил, что, кто не желает, может остаться дома, а тех, кто будет ему сопутствовать, ожидают награды и почести, то все заторопились присоединиться к войску. В более раннюю эпоху лишь скудный земельный надел или только довольствие при дворе служили компенсацией за военную службу, теперь же, когда вообще стало возрастать количество наличных денег и благосостояние, военная служба открывала возможности крупного заработка и обогащения. В Германии и Франции основы феодализма исчезли не в такой степени, как в Англии, но общие условия все же постепенно приблизились к английским. Обладание леном и принадлежность к рыцарскому сословию больше не были непосредственно связаны с несением военной службы; значение ленников и рыцарей свелось к тому, что они были представителями и продолжателями традиций сословия, бывшего превосходным материалом, идеальной средой для вербовки наемных воинов. Социальные корни сословия, основы рыцарства отчетливее всего проявляются в том, что, несмотря на переход военной организации к наемничеству, - причем сильный, храбрый, опытный человек ценился независимо от всего прочего, - рыцарство все же сохранило свое значение как сословие, и как раз в это время из него образовалось низшее дворянство.

Параллельное явление заключается в том, что у держателей рыцарских ленов начинает проявляться наклонность превратиться просто в крупных землевладельцев.

В "Малом Люцидарии" (Kleiner Lucidarius), называемом также "Зейфрид Гельблинг" (между 1283 и 1299 гг.), один паж рассказывает господину, что при дворе беседуют уже не о Парсифале и Гамурете, а о молочных коровах и о торговле хлебом и вином139, а в следующем веке австрийский поэт Зухенвирт вкладывает в уста никогда не выезжавшего за пределы своей родины рыцаря

Da stee ich alz ain ander rint

Und pin ain haimgetetzogen chint.

Уже в XII в. наемничество развилось настолько, что появились знаменитые вожди наемников, которых можно считать предшественниками позднейших кондотьеров. Первым из них был Вильгельм Ипернский, по-видимому, незаконный сын Филиппа Фландрского. Он женился на родственнице папы Каликста II, получил во владение Слюи, а в Англии получил от короля Стефана титул графа Кентского. Отряд, во главе которого он то здесь, то там вел войну, состоял из конных и пеших, а хроника140, описывая его положение в нем, говорит, что он quasi dux fuit et princeps eorum, т.е. был как бы вождем и главой (1162 г.). Если Вильгельм Ипернский сам был знатным рыцарем, то другой, именуемый вождем брабантцев - Вильгельм де Камбрэ, - был раньше священником. Но большинство этих предводителей все же, вероятно, рыцарского происхождения или, по крайней мере, поднялось до высших социальных ступеней путем приобретения титулов и ленов. Предводитель такой шайки - провансалец Меркадье - был главной опорой Ричарда Львиное Сердце после возвращения последнего из плена и, может быть, личным другом короля.

Со временем в качестве переходной ступени от феодальной военной организации к наемничеству выработался модус, по которому императоры, короли и города заключали прочные договоры с князьями и властителями, по которым последние, обладая военным опытом и авторитетом, и располагая твердым ядром полученных по наследству вассалов-воинов, собственными запасами оружия, обязывались выставить определенное количество войска для определенного похода или в случае надобности. Первый такого рода договор заключен был уже в 1103 г. Генрихом I Английским, сыном Вильгельма Завоевателя, и графом Робертом Фландрским: последний обязался за плату в 400 марок серебра в год выставить королю 1 000 рыцарей, каждого с 3 конями. Договор составлен очень детально. Он недействителен против сюзерена Роберта, короля Франции. Рыцари должны быть готовы через 40 дней по получении Робертом извещения. Король должен выслать за ними суда (для перевозки их в Англию). Пока фламандцы находятся в Англии, король обязан давать им довольствие и возмещать их материальные убытки, так же как своей собственной свите (своей "familia"). Договор этот подкреплен тем, что особым актом бароны и кастеляны графа Фландрского признали обязательства по отношению к королю Англии, и через 50 лет, в 1163 г., он был возобновлен преемниками141.

Подобного рода договоры впоследствии заключались в огромном числе, особенно между немецкими имперскими городами и соседними (мелкими) династиями142.

Преимущества наемных рыцарей перед вассалами, - поскольку те служили за жалование, если только хватало средств на аккуратную его выплату, и поскольку их всецело можно было держать в своих руках, - были настолько очевидны и значительны, что в XIII в. во Франции сюзерены предпочитали продавать освободившиеся лены горожанам, вместо того, чтобы поселять на них новых рыцарей-вассалов143.

При разговоре о многих аспектов военной истории (тойже «ориентализации») возникает вопрос о «таранном ударе», что сопровождается активным «обменом мнений» - это действительно жутко интересно. Вопрос этот распространяется на большой промежуток времени (чуть ли не тысячелетия) и на многие страны, что даёт волю растекаться мыслью по древу. Считаю, что точку во всех нюансах этого вопроса можно поставить только с привлечением большого объема разнообразных данных (т.е. это дело далеко не одного специалиста), но некоторые моменты «мелькающие» в спорах по этому вопросу появилось желания осветить (как я их представляю).
«Таранный удар» обычно ассоциируется с «копейным боем». На самом деле нужно различать тактику атаки строем и способы действия копьями. Поединок на копьях и атака копейного строя – это две совершенно разные вещи (как и вообще конные поединки и атаки конного строя)… Но дело в том что в мемуарах, хрониках, сказаниях и пр. описываются обычно именно поединки, как явления более интересные для подробного описания.
Турниры и поединки.

В классическом турнире рыцари сталкиваются копьями лоб в лоб. Однако это условность поединка – не уклоняться от удара, а принимать его. В бою в лобовом столкновении строй на строй так и приходится действовать (однако условия турнира исключают столкновения коней), но вне плотного строя, когда есть место для маневра или, наоборот, нет место для разбега, ситуация совершенно иная.
Можно взять даже примеры из западноевропейской истории. У Длугоша в повествовании о Грюнвальдской битвы описывается поединок между польским рыцарем и тевтонцем. «Добеслав из Олесницы, рыцарь герба Крест, который называется Дембно, один погнал коня на врага, потрясая копьем; против него выехал из прусского войска крестоносец, ведший конные хоругви и пешие отряды, и, поскакав навстречу Добеславу, ехавшему на него, отбил кверху копье, направленное Добеславом, своей метательной сулицей, пропустив копье над головой. Так как сперва Добеслав Олесницкий метнул копье, которого крестоносец избежал одним небольшим отклонением и опущением головы, - даже подняв свое копье вверх, - и тем увернулся от удара Добеслава, пытавшегося его поразит ь». Там же есть ещё одно описание схватки, в которой уже польский рыцарь со сломанным копьем поверг тевтонца. При желании можно найти в западноевропейской истории очень много примеров копейных поединков в виде маневренного столкновения.
В маневренном конном бою в принципе можно было действовать даже клинком против копья.

Интересное описание вспоминается уже из истории Восточной Европы. В хронике Литовской и Жемойтской описывается поединок османа и молдаванина: «сам Стефан воевода волоский, маючи в руках наджак и копие, a скоро постерегл его баша Имбраим симитрийский, выехал к нему, бо мел на Стефана серце за щось давно и великим бегом ударил на него копием. A Стефан, умкнувши коня своего на сторону, копие свое ему угнал в самое горло и так припровадил его до своих волохов ».
Этнографически описан киргизский турнирный поединок эр сайыш. Соперники сближаются на полном скаку и пытаются ударом деревянной пики выбить друг друга из седла, либо заставить его коснуться земли любой частью тела. Участники подобных турниров облачались в кожаные панцири или в толстые войлочные халаты, под которые они подкладывали войлочные колпаки. Однако наиболее искусные копейщики, уверенные в своем мастерстве, выходили на поединок обнаженными до пояса. Удары пикой были обычно нацелены в грудь. Строго запрещалось наносить удары в голову, живот и пах; также запрещались удары по коню. Самой эффектной считалась такая победа, когда удавалось поднять противника в воздух на пике. Встречалась и такая разновидность поединка на пиках, когда соперники вели схватку на сравнительно небольшой площадке, где оба они все время находились в зоне поражения. В таком поединке прежде всего ценилось умение маневрировать коне м. Пример этого турнира хорошо известен, и обычно его приводят в качестве доказательств существования «таранной тактики» в Степи. Однако в глаза бросается то, что в отличии от классического рыцарского турнира, уровнем мастерства считалось не умении принять удар, а умении избежать его – самые мастера выходили без защиты.
Иначе говоря, поединок, в отличии от боя в строю или в классическом турнире, основывался не на статичном хвате копья, предполагал разного рода маневренные действия им. Соответственно, с другой стороны, по описанию конных поединков, кои в изобилии встречаются в летописях, дневниках и сказаниях, нельзя говорить о способах действия строем.
Тактика шока.

Эпоха «таранного удара» в Западной Европе была в 11-16 вв., когда рыцари атаковали с копьём наперевес. Только к началу Крестовых походов распространилась практика держать копье под мышкой, а до этого обычно держали копья верхним хватом для укола. Однако и ранее «кавалерия франков» была известна своим мощным натиском. В «Тактике Льва Мудрого» о франках: «Во время конного сражения им невыгодны места труднопреодолимые и лесистые, поскольку они обучены стремительным фронтальным атакам с использованием копий ». (описание франков и лангобардов взяты из Стратегикона Маврикия, в т. ч. и первая часть фразы). Кстати, в старом переводе Тактики вообще было написано: «Атака франкской кавалерии с их палашами, копьями и щитами столь грозна, что от прямого столкновения с нею лучше уклоняться » -пример того, что к неперепроверенным переводам нужно относится осторожно.
Характерно описание битвы при Мерзебурге (933 г.) между немцами и венграми. Германский король Генрих I Птицелов перед битвой предписал: «Когда вы пуститесь на игру Марса, то не опережайте друг друга, хотя бы у иного лошадь была быстрее; закрывайтесь взаимно щитами и на них примите первые стрелы неприятеля. Затем во весь карьер со страшной силой полетите на неприятеля, чтобы он почувствовал на себе раны, нанесённые вашими мечами, прежде нежели имел бы время сделать второй выстрел». Помня этот спасительный совет, саксы помчались, сохраняя прямую линию строя, и никто, имея более быструю лошадь, не заезжал вперёд; по словам короля, прикрыв друг друга щитами, они без всякого вреда для себя приняли на них первый залп стрел, и затем, как приказал им благоразумный вождь, быстро бросились на неприятеля, так что враг прежде расстался с жизнью, нежели успел сделать второй залп.
Это ещё 10 век, т. е. когда копьями обычно только кололи сверху, а седла не имели высоких лук (появились к концу 11 в.). Про эпоху Первого Крестового похода хорошо известны описания в произведении Анны Коминой, которые говорят о сокрушительных атаках «кельтах» с длинными копьями наперевес. О мощи франкских атак можно прочитать и в арабских источниках 12 в. При этом не отмечается какие-либо специальные способы (седла, приемы действия копьем и пр.), которые давали франкам преимущества (собственно ясельное седло, принципиально отличающееся от ближневосточных седел, и появилось только к концу 12 в., а способ держать копьё под мышкой был известен давно) – тут скорее говорится о «духе атаки». В известном произведении Усамы-ибн-Мункиза хоть и приводятся многочисленные примеры мастерства копейного боя у франков, какие-либо преимущества в копейном поединке у франков не отмечаются.

Хотя в 16 в. копьё вышло употребление, но западная конница продолжала практиковать мощные атаки сомкнутым строем. Мало того, в 16-18 вв. развитие коневодства привела к появления рослых и массивных коней (более рослых чем ранее), а уровень строевой подготовки возрос не на один уровень. Может именно этим и объясняются слова Валленштейна о нежелании получить польских гусар – кони имперских кирасир были сильней гусарских аргамаков. К 19 в. «шок» (стремительная атака в сомкнутом строю) считалась основной тактикой эскадронов. Фактические можно говорить, что «шок» являлся основной или одной из основных тактических приемов западноевропейской кавалерии не менее чем на протяжении тысячелетней истории, и только в часть её он включал использование «тарана копьями». Копья конечно давали заметный дополнительный эффект при столкновении, особенно психологический, но плотность и энергия движения строя были определяющими (если строй воздействует по все линии контакта с противником, то копьями поражают только часть воинов первой шеренги, особенно если противник старается отбить копья хотя бы клинками).
Собственно, тактика «шока» в том или ином виде была известно относительно повсеместно. Однако, как она осуществлялась и место её в общевойсковой тактике очень сильно различались. Так особенностью «таранного рыцарского удара» была большая роль столкновения лоб в лоб, как это было в классических турнирах – отсюда такая особенность западноевропейского вооружения, как появившиеся уже в конце 12 в. шлемы с забралами, приспособленными против удара копья (шлемы тяжелые и мешающие обзору), стремление завести как можно более тяжелых коней (в ущерб выносливости). «Напуск» резервов во фланг или на порушенный строй– это тоже род «шока», но требования к нему уже не такие (удар наносят, но не принимают – требования к защитному вооружению и силе коней пониженное). В принципе, каждый раз говоря о «таранном ударе», «атаках сомкнутым строем» нужно разбираться в деталях – все это могут быть совершенно разные тактические системы, сходные только в некоторых принципах.
О рыцарском хвате

Хорошо известны слова Усамы-ибн-Мункиза: «всякий, кому случится биться копьями, должен прижимать руку с копьем и локоть к своему боку, предоставив коню делать то, что он захочет, во время удара. Ведь если он пошевелит рукой с копьем или вытянет ее, удар не оставит следа и даже царапины ». Почему-то в этой фразе ищут информации больше чем в ней есть. Описан «средний хват одной рукой» (известен ещё по среднеазиатским изображениям достремянной эпохи). Держать копьё можно было так только одни способом (автор его и описывает) – что у рыцарей 12 в., что у улан и казаков 20 в. (это хват, с прижатым к корпусу локтем, согласно казачьим уставам назвался «положением к атаке»). Вариантов что перед столкновением рукой двигали, отводили от корпуса, просто не было. Отличия могло быть в том, что копьё продолжали статично держать и в момент удара (до «преломления копья»), чтобы пробить доспех или выбить противника, или по ходу движения выворачивали пику из раны (как это делали казаки и уланы). Кроме того, согласно тем же казачьим уставам, из положения «к атаке» могли колоть находящегося спереди-сбоку противника, продолжая держать повернутое древко прижатым к корпусу (уже не плечом, а предплечьем) и максимально близко от противника делая выпад.


Средний хват часто называют «рыцарским», «признаком таранного удара», но это совсем не так. Всего известно только три хвата одной рукой (верхний, средний и нижний).


Со времен «катафрактов» известны и двуручные хваты. Кроме среднего хвата в «эр сайыш» известны и двуручные хваты.
двуручные хваты, прежде всего, используются в «фехтовании копьями» во время поединков (тех самых, о коих дошло множество мемуаров и летописей). Многообразное «фехтование» стало возможным после появления стремян. А приемы этого фехтования можно узнать из этнографическим данным 19-20 вв. ряда народов Азии, описания казачьих приемов действия пикой, мамелюкских и прочих арабоязычных военных книг, героического эпоса (в т. ч. и рыцарского) и многих других источников. Но они имеют отношению к «таранному копейному удару» такое же отношение, как и способы действия палашей к атакам «шоком» кирасир.

В бою рыцарь выступал в окружении нескольких всадников (оруженосца, конных лучников, слуг) и вместе с ними составлял самостоятельную низшую боевую единицу, которая в XIV веке получила название «рыцарское копье».
Численность «копья» определялась состоянием феодала. «Копье», возглавляемое богатым феодалом, могло насчитывать несколько десятков человек, в том числе несколько рыцарей.
Внизу феодальной иерархической лестницы стояли так называемые однощитные рыцари, совсем не имевшие свиты. Высшей боевой единицей феодального войска было «знамя» — отряд из нескольких десятков «копий».

Рыцари перед началом боя обычно выстраивались в линию и реже в глубокий боевой порядок — «клин». Для атаки в линию они строились «частоколом» — в одну разомкнутую линию на расстоянии 5—10 метров друг от друга. Интервалы существовали для того, чтобы рыцари могли свободно действовать длинными копьями и маневрировать на конях. За рыцарями на некотором удалении стояли оруженосцы, а за ними — конные и пешие лучники и копейщики.

Построение рыцарского войска «частоколом»

Для атаки «клином» все рыцари выстраивались глубокой колонной. В голове колонны они строились в форме клина: в первой шеренге стояли 4 рыцаря, во второй — 6, в третьей — 8 и т. д., до 14 и более шеренг. Затем выстраивались простые воины; фланг, а иногда и тыл колонны замыкались рыцарями. Таким образом получалась забронированная со всех сторон и заостренная впереди колонна.

Атака «частоколом» применялась чаще всего в рыцарских сражениях, то есть при столкновении рыцарских войск. Атака же «клином» — главным образом против войск противника, в составе которых действовала пехота. Иногда рыцари вступали в сражение не одной колонной, а несколькими. Колонны для атаки выстраивались рядом с определенными интервалами.

Рыцарский строй сохранялся лишь до сближения с противником. Как только начиналось сражение, строй тут же рассыпался — и каждый рыцарь устремлялся на избранную им цель. Сражение распадалось на отдельные схватки единоборствующих групп и заканчивалось простым рукопашным боем. Следовательно, рыцарская тактика сводилась к единоборству тяжеловооруженных кавалеристов.

Грабежи были органически присущи недисциплинированной рыцарской армии. Часто случалось, что часть рыцарей с целью грабежа выходила из сражения и набрасывалась на повозки неприятеля. Перед сражением при Бувине король Филипп Август объявил своему войску, что каждый, кто бросится грабить, не дожидаясь победы, будет повешен.

Отличительные черты рыцарского сражения были следующими. Пехота являлась подсобным родом войск. Она вступала в сражение, следуя за рыцарями, а иногда высылалась вперед для устранения всевозможных препятствий на пути наступления рыцарей или же служила живым бруствером для укрытия рыцарской конницы. Стрелки из лука поддерживали действия рыцарей, располагаясь или впереди, или где-либо в стороне. Когда же рыцари спешивались, они становились вместе в одну линию с пехотой.
Сражения, как правило, были непродолжительными (2—4 часа) и не отличались кровопролитностью. В больших сражениях потери достигали всего нескольких десятков рыцарей.

Средневековье принято считать эпохой полного господства на поле боя рыцарской конницы - будучи главной ударной силой, тяжелая латная кавалерия решала исход сражений, а все прочие рода войск играли второстепенную, сугубо вспомогательную роль.
Однако слишком многие факты не укладываются в эту упрощенную схему. Так, сражавшиеся преимущественно в пешем строю викинги не одно столетие наводили ужас на всю Европу. Пешие английские лучники фактически истребили цвет французского рыцарства при Креси. Чешские табориты отразили пять крестовых походов. Швейцарские «баталии» (плотные пехотные построения) наголову разгромили сначала австрийских, а затем и бургундских рыцарей, после чего наемная швейцарская пехота стала элитой многих европейских армий. В XVI веке на поля сражений вышли немецкие ландскнехты, а развитие огнестрельного оружия положило конец «золотому веку рыцарства»…

Кратко о статье: История рыцарских турниров, их истоки и виды: хейстилъюд, меле, джостра, бугурт и другие, а также правила боев, прекрасные дамы, трагические смерти и судебный поединок с собакой.

Игры голубой крови

Рыцарские турниры

Каждый день они либо дрались, либо смотрели на драки, и каждую ночь они пели, играли, плясали и пьянствовали. Все это считалось у них благородным времяпрепровождением.

Марк Твен «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»

Что такое рыцарство? Отъевшиеся аристократы, имеющие деньги на хорошую экипировку - а потому способные в одиночку разогнать небольшое войско пешей бедноты? Геральдика, в которой правил больше, чем законов в физике? Титулы, каждый из которых занимает три пухлых тома и не помещается даже на надгробиях? Серенады под балконом прекрасной дамы? Поиски Грааля? Убийства драконов?

Историки и социологи называют рыцарство «феодальным сословием» и «общественным институтом». Романтики считают, что рыцари - это отвага, приключения, защита слабого и культ беззаветной любви. Реалисты вспоминают, что рыцарь - это тяжеловооруженный конник, военная элита средневековья, главный аргумент любого сражения. А там, где статус находится в прямой зависимости от боевых навыков и где каждый считает себя исключительным, обязательно возникнут споры о профессиональном первенстве. Эти вопросы решались на турнирах - одной из самых ярких «визитных карточек» рыцарства.

Война и мир

Горячие средневековые парни спускали пар по-разному: устраивали пиры, охоты, набеги на соседних феодалов, брали в заложники богачей, увлекались алхимией, реализовывали право первой ночи, отправлялись освобождать Святую Землю, наказывали крестьян или, наконец, умножали собственное благосостояние выгодными браками.

Спорта в его сегодняшнем понимании тогда еще не было. Тысячи лет назад греки собирались на Олимпийские игры. Сотни лет назад римляне устраивали гладиаторские бои и гонки на колесницах. Средневековые мезоамериканские индейцы гоняли каучуковые мячи по специально построенным стадионам, а для европейских богатырей главным и едва ли не единственным массовым видом спорта была война.

В мирное время расслабляться тоже было нельзя, поэтому рыцари предпочитали отдыхать, готовясь к очередной войне. Равных по опыту и вооружению партнеров для тренировочных боев найти было сложно (полную экипировку могли позволить себе лишь аристократы - да и то не все), а владельцы соседних замков предпочитали дружеским спаррингам старую добрую резню. Так что спортивные поединки можно было проводить лишь под эгидой могущественного сеньора и по заранее оговоренным правилам.

Строго говоря, европейская традиция рыцарских турниров уходит корнями в римские конно-боевые шоу hippica gymnasia . Они не были состязаниями в прямом смысле этого слова - всадники, одетые в специально сконструированные роскошные доспехи, работали для увеселения публики. Одна группа кавалеристов преследовала другую, обстреливая затупленными дротиками, а отступающие прикрывались щитами.

Европейские конники тренировались похожим образом, играя друг с другом, отрабатывая погони и атаки. Известно, что в 843 году в городе Вормсе (где, согласно эпосу, жила семья Нибелунгов) состоялись военные игры. Традиционные маневры наступления-отступления закончились массовой «битвой» участников.

«Изобретателем» турниров считается барон Жоффруа де Прейли , однако, вероятнее всего, это миф. Система правил соревнований формировалась постепенно. Точку отсчета обычно ставят в 11 веке - на первых летописных упоминания о турнирах (примечательно, что первые же записи о турнирах начинаются с несчастных случаев и смертей их участников). Историк Нитгард описывал забавы воинов Людовика Немецкого и его брата Карла Лысого как полную копию римских конных выступлений, делая особый упор на то, что участники шоу особо старались не поразить противника - ни оружием, ни бранным словом, «что обыкновенно случается».

Согласно немецкой «Турнирной книге» (Thurnierbuch) 1554 года первым монархом, систематизировавшим правила рыцарских турниров, был саксонец Генрих Птицелов (876-936 гг.). Король вел затяжную борьбу с венграми. Он смог выторговать у них 9 лет перемирия, которые использовал для подготовки войск к разгрому противника. Вероятно, турниры были нужны ему для тренировки конницы.

Главное - победа, а не участие

Демонстрация боевых качеств первоначально мало чем отличалась от реального боя. Подобные соревнования можно сравнить с «русской рулеткой на деньги», ведь на них использовалось обычное боевое оружие, а вместо того, чтобы получать призы, победители захватывали поверженных оппонентов в плен, присваивали себе их экипировку (для безденежных аристократов это было равносильно разорению) и требовали выкуп. Словом, вели себя как на нормальной средневековой войне. На кон этих азартных игр со смертью ставилось имущество и жизнь представителей самых влиятельных фамилий Европы, что не могло не привлекать толпы зрителей.

Пальма первенства здесь принадлежит французам (в Англии рыцарские турниры сперва называли «галльскими боями»). Очень скоро зрелища приобрели популярность в Германии. Рачительные итальянцы относились к массовым рыцарским поединкам менее восторженно - мероприятия были очень дорогими и слишком кровавыми для культурных наследников латинян.

Сперва турниры были спонтанными и не имели хорошей организации. Рыцари просто договаривались о встрече и в назначенное время съезжались к назначенному месту, чтобы проломить друг другу головы. В дальнейшем турнирные выступления стали подразделяться на дисциплины. В турнирной терминологии разных стран путались историки средневековья, а, следовательно, и современные исследователи, но основные разновидности рыцарских боев мы сейчас назовем.

Меле и ристалища

Групповые бои («меле» ) - исторически самый ранний вид турнирного боя. Их цель состояла в имитации реального военного сражения. Рыцари делились на два конных отряда во главе с капитанами. Они разъезжались, потом по сигналу бросались в атаку и на полной скорости сшибались друг с другом. Поначалу количество бойцов с каждой стороны исчислялось десятками (что в малонаселенной средневековой Европе могло считаться уже маленькой армией). Позднее число бойцов стало уменьшаться.

В защитной экипировке доминировали кольчуги, плохо державшие колющие удары. Количество «спортсменов» в средневековой Европе стало резко сокращаться, так что рыцари были вынуждены смягчить правила и разрешить использовать тупое оружие. Обязательным оно было далеко не всегда. Особо «безбашенными» считались французы, выходившие на турниры с боевыми копьями. Немцы и англичане же активно использовали «гуманные» деревянные палицы. Убить закованного в латы рыцаря ими было сложно. Зато просто свалить его с седла, где бедняга тут же затаптывался тяжелыми лошадьми.

Самый успешный рыцарь в истории меле - Уильям Маршалл (1146-1219). Турниры служили для него средством к существованию. Если верить историкам, он прошел через 500 конных «сшибок» и ни разу не проиграл, обчистив до нитки множество поверженных оппонентов.

Главным оружием фронтальной атаки было копье. Вначале рыцари удерживали его по старинке, прижимая к бедру. В 12 веке они стали поднимать его выше, и, наконец, копье разместилось под мышкой (крюков для фиксации копья тогда еще не существовало). Вопреки распространенному заблуждению, турнирные копья не были гигантскими «бревнами». Диаметр древка редко превышал 6 см, так что им можно было легко управлять и наносить точные, прицельные удары. Длина копий была всегда одинаковой (это проверялось до начала турнира).

Слететь с лошади считалось наиболее позорным, да и опасным тоже, поэтому нередко можно было видеть, как за атакующим рыцарем скачет либо даже бежит слуга. Ему разрешалось подстраховывать господина от падений и прикрывать его от нападений с тыла (хороший удар в спину - верный путь к победе).

К 12 веку турниры проводились уже повсеместно. Поводом для проведения могло быть что угодно: от коронации, свадьбы или приема послов до скуки во время осады замка. Организаторы турнира - крупные феодалы - заблаговременно (за несколько недель или даже месяцев) рассылали гонцов с приглашениями. Самым популярным местом проведения были поля северо-восточной Франции, где плотники возводили временные «спортивные» сооружения - ограждения и трибуны.

Рыцари по всей Европе готовились к турнирам заблаговременно: украшали лошадей, начищали до блеска доспехи, обновляли краску на гербах, взбивали плюмажи. Некоторые из них отправлялись на турниры с целым обозом челяди, другие - что победнее - брали лишь нескольких слуг.

Вечером перед турниром проводились индивидуальные выступления рыцарей - «весперы »*. Команды для предстоящего меле формировались, как правило, по территориальному признаку (французы против англичан). Утром они проезжали парадным строем перед зрителями, выкрикивая боевые кличи и всячески стремясь произвести впечатление.

*Слово образовано от названия «вечерней звезды» - Венеры.

После этого проводились первые, пробные сшибки. В них должны были участвовать лишь молодые, неопытные рыцари. К полудню наступало время гвоздя программы: закованные в латы конники выстраивались в линии (эсторы) и по сигналу герольда пришпоривали коней. После первого столкновения те, кто усидел в седле, должны были быстро развернуться и вновь сойтись с противником. При подобной схеме состязаний боевые построения быстро нарушались, что и дало название состязанию.

Слово «меле» произошло от французского глагола meler - «смешивать», «перемешивать», «приводить в беспорядок».

На противоположных сторонах поля стояли слуги, обеспечивавшие своих господ новыми копьями взамен сломанных. Постепенно количество боеспособных рыцарей уменьшалось. Меле разбивалось на индивидуальные схватки и растягивалось по площади на несколько миль.

Рыцари посильнее старались выбирать себе более слабых противников, чтобы нажиться на их экипировке. Кто-то искал схватки с конкретным бойцом, чтобы отомстить ему за старые обиды, а кто-то с позором отступал под прикрытие слуг (последним нередко приходилось отбивать своего господина от излишне ретивого рыцаря). Некоторые пары бойцов бились до тех пор, пока не падали от усталости, и лишь немногие держались до сигнала об окончании меле, которым служило естественное событие - заход солнца.

Высокая смертность от спортивно-кавалерийских наскоков привела к появлению строгих правил боя. Рыцарям позволялись лишь секущие удары. Колоть и бить плашмя было запрещено. Зачастую ограничивалась и область атаки - справа, на щит противника. Атаки сзади строго запрещались. Также нельзя было атаковать лошадь, захватывать противника руками, бить ниже пояса, атаковать рыцаря, потерявшего шлем.

Вечером после турнира проводился богатый банкет (в средневековье самый обильный прием пищи происходил за ужином). Смягчение правил боя коснулось и его итогов. Грабить поверженных противников было запрещено. Основным видом поощрения рыцарей стали призы, которые обеспечивались устроителями турнира. Они были весьма ценными: полностью экипированный боевой конь, золотые шпоры, оружие, церемониальные кубки, ювелирные изделия, а иногда весьма необычными. Например, в 1215 году победителю одного турнира подарили живого медведя.

Дополнительным - и, надо сказать, весьма мощным - стимулом были дамы. Средневековый культ романтической любви требовал от рыцаря беззаветной преданности даме сердца. Воины месяцами носили на доспехах подаренные их дамами безделушки, восхваляли возлюбленных при каждом удобном случае и посвящали им свои победы.

Дама победившего рыцаря могла стать королевой турнира, что обязывало её совершить в адрес кавалера определенные действия. Она могла подарить ему аксессуар своего туалета, поцелуй или даже руку и сердце. Возможность завоевать супругу становилась причиной страшной вражды между некоторыми рыцарями, чего нельзя было наблюдать в состязаниях за денежные призы.

Бугурт

С ристалищем часто путают бугурты. Единого мнения на этот счет у историков нет, да и средневековые летописцы далеко не всегда имели в виду одно и то же под данным наименованием. Наиболее распространена точка зрения о том, что бугурты - не кровавое ристалище, а военизированное шоу, проводимое во время крупных фестивалей. Битвы-спектакли разыгрывались шуточно, поэтому доспехи были не обязательны и в общей костюмированной «потасовке» могли принимать участие даже горожане.

За основу таких мероприятий брался некий героический сюжет. Иногда потешные бои превышали масштабы даже самых крупных турниров. Например, в 1517 году Франциск I приказал построить деревянную крепость с рвами, которую брали приступом 100 рыцарей и 400 пехотинцев. Им помогали пушки, стрелявшие облегченными ядрами.

Джостра

Второй по значимости вид турнирного поединка, постепенно вытеснивший массовые побоища. Джостра фактически представляла собой дуэль двух рыцарей. Оружие могло быть разным - от топоров или булав до кинжалов, однако наиболее зрелищными были копейные поединки. Бой шел на очки, которые засчитываются арбитрами за сломанные копья, сбитые шлемы и тому подобные достижения. Касание земли коленом или потеря оружия автоматически засчитывались как поражение.

Лобовое столкновение тяжелых коней дестриэ могло бы заставить прослезиться даже видавших виды работников ГАИ. Поэтому во избежание ненужных травм участники джостры стали разделяться деревянными барьерами. Иногда рыцарям разрешалось спешиваться и вести бой на мечах - но тоже через барьер.

Это позволяло делать акцент на фехтовании и избегать запрещенных приемов. А для любителей грязной игры работали помощники судей, защищенные доспехами и вооруженные палками. Они тщательно отмеряли дистанцию разгона коней, проверяли оружие соревнующихся и растаскивали их в том случае, если кто-то слишком увлекался.

В качестве альтернативы дуэлям можно было поражать копьем подвешенные кольца или вращающиеся манекены, причем, если рыцарь проявлял недостаточную ловкость, «противник» разворачивался и бил его мешком по спине (подобные состязания получили название «квинтин» ).

Вскоре джостра обросла невероятным количеством формальностей. Герольды тщательно проверяли родословную рыцарей. При обнаружении безродного участника его снаряжение переходило в их собственность, так что интерес герольдов к генеалогии носил сугубо материальный характер. Иногда романтические идеалы оказывались сильнее правил, и в турнирах принимали участия таинственные «черные рыцари» без гербов на щитах, закрывавшие лица шлемами в течение всего турнира.

Перед джострой рыцари выставляли свои щиты с гербами. Их могло быть несколько - разных цветов, означавших разновидности оружия. Желающий вызвать рыцаря на бой должен был лично или посредством представителя подойти к палатке вызываемого и коснуться соответствующего щита.

Всем спасибо, все свободны

Несмотря на использование специальных усиленных доспехов, затупленных копий из легких пород дерева и барьеров между рыцарями, в финалах многих турниров некрологи были длиннее списков победителей. Поначалу счет жертв шел на десятки. В 1175 году в Германии погибло 17 рыцарей. Однако уже в 1240 году на одном только турнире в городе Нойсе на тот свет отправилось 60 человек.

Особенно не везло королям по имени Генрих. В 1524 году Генрих VIII Английский xуть не погиб, когда осколки копья попали ему за забрало. С Генрихом II Французским вышло хуже - в 1559 году осколок копья противника попал ему в глаз и вышел из уха. Король умер в страшных мучениях через 10 дней.

Монархам не нравилось, что их лучшие рыцари, составлявшие костяк феодальной армии, гибнут в мирное время чаще, чем на войне. Естественно, турниры пытались запретить с самого момента их появления. В 1192 году Ричард Львиное Сердце разрешил их проведение только в строго отведенных местах, причем участие рыцарей стало платным.

С 12 по 13 век вышло шесть церковных эдиктов разной строгости. Одни запрещали проводить турниры с пятницы по понедельник, в религиозные праздники и Пост. В 1130 году папа Иннокентий II запретил хоронить убитых на турнире по христианскому обычаю.

Однако вовсе не запреты привели к закату эпохи турниров. Групповые схватки сошли на нет быстрее всего: последний полноценный турнир проводился в Англии в 1342 году, а во Франции - в 1379. Немалую роль сыграли высокие расходы на их проведение. В том же 1369 жители Гента подняли восстание, когда узнали, что в их городе будет проведен богатый турнир.

***

Джостра угасла в 17 веке вместе с рыцарством. Появились регулярные армии, а огнестрельное оружие свело на нет преимущество брони. С точки зрения подготовки воина турниры стали бесполезны и вскоре были вытеснены скачками. Сегодняшние инсценировки, проводимые историческими клубами (крупнейший из них имеет свой сайт - worldjousting.com), - не более чем тень прежних игр голубой крови.